Загадывай желание!

Ролан ставит рядом с собой яркий игрушечный кран,
упирается руками в пол,
подтягивается, встаёт на колени.

Соня тихо шепчет ему:
— Давай, мой маленький…

Он делает небольшое движение вперёд.
Ещё одно.
Падает. Смотрит на Соню.

Мама улыбается сквозь слёзы:
— Ничего, сынок. Поднимемся снова.

Она знает: для кого-то это обычное движение.
Для них — маленькое чудо,
к которому они упрямо идут уже пятый год.

Беременность была долгожданной. Плановой.
Счастливые две полоски, анализы в норме.

Ролан родился в день рождения своей старшей сестрёнки Сони.

Дома — шарики, свечи и детский смех.
В роддоме — тревожные голоса, стремительные роды,
тугое обвитие, асфиксия, реанимация.

И тихое: «Он не кричит».

На следующий день Ролана перевезли
в другую больницу.
А маму — оставили в роддоме.
Карантин.
Пик пандемии.

И начались невыносимые тридцать дней —
когда можно было только звонить в отделение
и спрашивать:
«Как он?»

Тридцать дней, когда маме пытаются объяснить
про режим, про правила и приказы,
а она всё равно не понимает:
как может существовать правило,
которое сильнее, чем мать и её ребёнок.

13 дней Ролан оставался на искусственной вентиляции лёгких.

Домой его выписали через месяц,
с перечнем диагнозов, от которых у родителей темнеет в глазах.
Жизнь разделилась на «до» и «после».
На мир, в котором ты планируешь,
и мир, в котором ты просто учишься заново жить.

Сейчас Ролану пять, а Соне десять.
Когда сестра берёт его за руки — он улыбается так,
будто никаких диагнозов никогда не было.

Но пока не ходит.

Передвигается, опираясь на колени и руки,
цепляется пальцами за ковёр, за диван, за мамино платье,
очень старается подтянуться, встать.

Каждый день — занятия.
ЛФК, массаж, упражнения.
Соня помогает маме:
подаёт мячи, держит брата за плечи,
говорит ему на ухо:
— Ты у меня самый хороший.

Ролан любит технику.
Бульдозеры, краны, экскаваторы.
Может часами перетаскивать по полу машины,
строить дороги из кубиков,
расставлять игрушечные знаки.

Ещё Ролан пользуется жестами, когда слова не получаются,
а сказать о самом главном очень хочется.

У него есть даже свои особенные жесты —
понятные только им с мамой, папой и Соней,
которые заменяют ему целую фразу.

Сейчас Ролану нужно 126 000 рублей
на курс реабилитации.

Эти деньги — не про «чудо-таблетку».
Они про месяцы работы,
про упражнения, которые помогают мозгу вспоминать движения,
про специалистов, которые учат тело слушаться,
про шанс сделать следующий маленький шаг —
и однажды встать у окна не на коленях,
а на ногах.

Когда в день рождения мама ставит на стол два торта
— Сонин и Ролана —
он всегда задувает свечи первым.

Сначала серьёзно кивает, предвкушая радость,
потом надувает щёчки и смешно пыхтит на огонь.
Все смеются, и мама говорит заветную фразу:
— Ролан, загадывай желание!

Обычно он загадывает бульдозер или экскаватор —
и мама улыбается: знает,
что нужная коробка уже спрятана за диваном.

Но в этот раз Ролан долго смотрит на торт.
На дрожащие огоньки свечей.

Потом поднимает глаза,
находит взглядом маму и папу,
и несколько раз хлопает себя ладошками по коленкам.

Так он показывает им особенный жест —
тот самый, понятный только в этой семье.

Жест, который означает всего два слова:

«Топать…»
«Ножками…».